Не путайте любовь с жалостью!

Жалость – это сострадание, сопереживание горя вместе с другим человеком. Ему больно – и нам больно, только немного по-другому. Мы чувствуем эхо его боли и это называется жалость. Существует некое единство двоих, нередко даже незнакомых людей и в этом единстве боль передается другому. Поэтому другой стремится помочь тому, кто в беде.

Жалость – один из «моторов» нашей помощи страдающему человеку. Это доброе чувство. Это пронзительное переживание часто бывает в любви, и потому его нередко путают с любовью.

Жалость к себе – злое чувство. Расхожая фраза «помоги себе сам» - лексическая бессмыслица, нельзя помочь самому себе, как нельзя самого себя приподнять над землей без опоры. Этот переходный глагол предполагает наличие двоих. Мы так привыкли к этой фразе, что не чувствуем в ней иронии. Жалость к другому дает силы ему помочь. Жалость к себе замыкает всю энергию внутри человека, мучительное переживание жалости к себе не имеет выхода, обессиливает человека и приводит его к отчаянию. Поэтому жалость к себе крайне разрушительна. В книге «Анонимные Алкоголики» написано, что жалость к себе надо «выжигать каленым железом». Это обессиливающее чувство, приводящее к отчаянию и беспомощности – первый враг каждого наркомана или алкоголика. В нем есть удобный повод вновь напиться или уколоться, и пить или употреблять до смерти, вплоть до суицида. В жалости к себе понятно, что я – жертва кого-то или чего-то, – «бедный я!» – и этот кто-то или что-то и должны меняться, а я ничего не могу!

И именно потому, что жалость к себе помогает употреблять и не выздоравливать, в ней так любят с упоением купаться зависимые от алкоголя или наркотиков люди. Вот, скажем, такой внутренний монолог: «Да, прошла жизнь. Теперь уже ничего не вернешь. Болезней набрал кучу, сил уже совсем не осталось, тощий стал, скелет один... Денег не дают, и уже в долг не дают. Значит, либо помирать, либо «белка» опять... Никто лечить не хочет. Никому я не нужен. Весь потерянный, растраченный, больной – никому не нужен. Даже псам на помойке». Или другой образчик эмоционального мазохизма: «Проторчал я свою жизнь. Ничего не осталось. И ладно, дерьмо одно и видел. Ноги гниют, печень отваливается. Прижмет – и в больничку не возьмут. Тут, дома и «кони двину». Лучше уж самому, «золотая доза», куплю несколько грамм, «сделаюсь», и закончу все это дерьмо. Вот решил тебе позвонить. Попрощаться». При этом первый автор монолога в разговоре со мной тут же отказывается ехать в больницу и предпочитает рассказывать мне о прелестях белой горячки – «белки» – по телефону, а второй автор еще неделю назад (до срыва) весело хохотал со всеми ребятами после группы. Существенно то, что эти монологи служат одной цели: создать внутренние оправдания своему пьянству или употреблению наркотиков. Раз жизнь кончена и я такой бедный – можно и порадовать себя чуточку, употребив что-то.

Как же родственникам страшно это все слушать! А часто наркоманы и алкоголики именно родственников выбирают в качестве «свободных ушей» для таких «упражнений»: те и жалеют, и пугаются. Остальные слышать не хотят, а эти слушают и плачут. Вот и публика, пора кланяться, занавес – и «ну, я пошел». Можно, впрочем, и без публики.

Но родственники и сами умеют жалеть. Вот, например, монолог мамы в том же стиле: «У него не ноги – спички. Как из Освенцима. Лицо худое, глаза нечеловечески горят. Печень, наверное, вся развалилась, рвет его по утрам, не ест ничего, а у него язва... И ВИЧ, ему нельзя в тюрьму, не выйдет, я знаю. Мы тут были на кладбище у дедушки, он так плакал, так плакал!» - сама плачет. «Это я его упустила, я во всем виновата. Как он начал колоться, я должна была понять и уехать в другой город, а я осталась – вот он и кололся. Никто ему не помог, понимаете? Он не работает уже десять лет, и только телевизор и диван, он просто с ума сходит! Его никто не берет, а если и возьмут – через месяц все равно выгонят... А у него диплом... Теперь уже не нужно. Вот умру я – продаст квартиру и погибнет...» - и опять плачет. Посмотрите, как похожи эти монологи сына и мамы! И даже если мама это все вслух не произносит (но кричит в запальчивости в скандалах), а пока просто смотрит трагическими глазами и вытирает слезы – сын вовсе не дурак, догадывается о тексте, который мама произносит внутри себя. Они просто плачут в унисон, получается громче и с вариациями. И мама в своей созависимости служит той же цели – создать благоприятные условия для употребления сыном наркотиков или алкоголя.

Жалость к сыну-наркоману или алкоголику-мужу нередко подпитывается – (обусловливается?) – жалостью к себе самой: нелюбимой, страдающей, брошенной... Так хочется поплакать над своей «загубленной жизнью»... Мы не можем себе позволить заняться собой, мы живем только его жизнью и потому переносим жалость к себе на зависимого близкого. Мы редко это осознаем, нам кажется, что мы именно его жалеем, но на самом деле мы упоенно жалеем себя. Посмотрите: это чистейший пример созависимости: мама вовсе не любит своего сына, если она его так жалеет! Потому что ее жалость обессиливает ее и сына, приводит к безнадежности у обоих и оправданиям для сына: единственное, что ему осталось – употреблять.

Это не любовь – не обольщайтесь. Так мы это у нас в центре и называем: «сопли-вопли» – и просто не слушаем – устали, не участвуем в этом гадком деле созависимости. А когда наркоман настаивает, можно и поговорить, но по-другому, в иной интонации: «Поедешь сейчас в больницу? Поедешь? Нет, понятия не имею, сколько тебе еще осталось жить, но сегодня ты жив, и копать тебе могилу я не собираюсь, у меня другие планы на сегодня. Так едешь, звонить в больницу? Нет? Извини, тогда поплачь один, твои вопли слушать не буду». Другому: «Золотая доза – не выход, я точно знаю, что тебя после этого ждет. Жизнь длиннее, чем ты думаешь. А ребят помнишь? Вернуться хочешь? Не знаю как, это от тебя зависит. Подумаешь? Думай, а я пошла, уши устали всякую гадость слушать».

С мамами так говорить не могу – а надо бы. Все-таки взрослый человек плачет-причитает, начинаю утешать: «Давайте разбираться. Освенцим – это место, где фашисты полвека назад мучили и убивали людей. Ваш сын все это делает сам, а может не делать. Здесь отличие – видите? Не ест он потому, что колется и худой потому же, и рвет его тоже поэтому. Он может перестать колоться, вы же видели ребят у нас в центре, ведь они другие, правда? И он тоже может так. Не хочет, потому что не верит. Знаете, кто ему помогает не верить в то, что это возможно? Вы. Ну и что, что вы при нем не плачете, а что, по лицу не видно? Не можете иначе? Ну уйдите тогда, уезжайте на пару лет. Не хотите? Тогда научитесь его любить, а не жалеть».

Другой маме: «Вы плачете так, будто сын парализован. Он выходит из дому за водкой? Дойдет и до больницы. Телевизор и диван он сам выбрал и продолжает выбирать каждый день. Захочет – встанет. Можно не ждать, когда вы умрете и он вынужден будет работать, чтобы кушать – почему бы вам не уехать к сестре в Питер на пару месяцев? Нет, продукты оставлять не надо. И сигареты – тоже. Можно оставить наш телефон и я обещаю вам, что отвезу его в больницу, если ему будет нужно и если он попросит. А потом может ходить к нам, мы с ним и поработаем и накормим. Или пойдет работать – значит, мы ему не нужны. Боитесь? А так, как сейчас – не страшно?»

Я думаю, что если близкие могут только жалеть и не могут любить – лучше бы им со своими наркоманами и алкоголиками даже не общаться. Расслабляющая «бледная немочь» жалости так вредит, так разрушительна, что лучше уж быть подальше. Это как раз тот случай, когда выражение чувства – вполне адекватного, (конечно же, действующие наркоманы и алкоголики действительно страдают!) – именно выражение чувства абсолютно неадекватно. Кстати и к тяжелобольному человеку не пускают родственников, которые причитают в рыданиях у его постели: «ой, скоро ты умрешь, на кого же ты нас покидаешь, ах ты, бедный, да как же мало ты пожил, да какие же у тебя пролежни, да что же ты так плохо ешь, ...». Гонят врачи их от больного, которому надо возвращать надежду и чувство жизни – даже если он их потерял! Грубовато обрывая причитания, где с юмором, где неласково, но вновь и вновь человеку дают почувствовать, что жизнь – есть, сейчас есть, и сколько бы ее не оставалось, - она сегодня есть, и может завтра быть лучше, особенно, если сделать для этого то, что нужно. Сделать это может сам больной, наркоман или алкоголик в нашем случае.

В том-то и состоит любовь, что человеку нужно помочь жить, а не торопить смерть. Поэтому, как в известной поговорке [1], нам нужно показать, что его «стакан жизни» еще содержит эту жизнь и немало, и сам он многое может сделать, чтобы добавить жизни в свой «стакан». Наши силы направлены на то, чтобы поддержать его в этом, а потому не нужно разбирать каждую жалобу, доказывая ее несостоятельность. Он жалеет себя, намеренно сгущая краски – ему же нужно поддержать свое употребление и безнадежность! Чем больше вы будете его уговаривать, тем больше он будет доказывать вам, что он все-таки прав, сам утверждаясь в этом. Нужно просто не участвовать публикой в этом театральном действе, внятно и резко выразив свое негативное отношение к нему [2].

Близкие наркомана и алкоголика, как мы помним, в своей созависимости нуждаются в том, чтобы спасать кого-то. Любовь тогда вырождается в уродливое желание спасти во что бы то ни стало, а если не получается жалеть и спасать – то не получается и любить. Созависимый человек часто может любить только тех, кого стремится жалеть и спасать. Если вдруг дела налаживаются, созависимость вынуждает маму искать повод для жалости или тревоги, чтобы вновь вернуться к «любимому делу», почувствовав свою значимость.

Любовь на самом деле – это жертва, это очень ценная часть моей жизни, которую я отдаю любимому человеку. Я отдаю ее потому, что ему она нужна. Что нужно на самом деле наркоману или алкоголику? Выздоравливать, конечно. Для этого надо начать надеяться на то, что это возможно. Поэтому жертва любви у нас – надежда, которую надо сначала в себе найти (точнее, выпросить у Бога и согревать потом молитвой, не давая этой свечке потухнуть на ветру зависимости), а затем передавать вновь и вновь близкому зависимому человеку. Конечно, это делается не словами «я надеюсь, и ты надейся», не долгими уговорами, не столько даже информацией о том, где и как выздоравливают люди – надежда возвращается к наркоману или алкоголику, когда мама или жена сама надеется, надеется твердо и ее нельзя в этом поколебать. Тогда надежда как бы светит от нее близкому и ему труднее делается отчаиваться.

Посмотрим в словарях: «Жалеть – печалиться, сокрушаться, скорбеть (Ожегов, Ушаков), скорбеть сердцем. Жалкий – склоняющий к грусти, печали, ничтожный, презрительный, упадший, плохой. Я жалею его – я соболезную участи его. Не предавайся жали, не унывай. Печальный, плачевный, заунывный, траурный... (Даль)» Стоит ли продолжать? Стоит ли нам помогать нашим наркоманам и алкоголикам, которые так замечательно могут выздоравливать – жалеть себя?

Только в самом конце у Даля есть оговорка: областной диалект – люблю. Так моя подруга говорила как-то по-деревенски: «Встану утром, кошка придет, уж мы с ней жалеемся-жалеемся...». Но это вовсе не наш случай.


[1] «Один человек сказал: «Мой стакан наполовину пуст!» Другой посмотрел и сказал: «Твой стакан наполовину полон!»

[2] О. Мартин, один из «пионеров» консультирования алкоголиков, говорил, что научился не обращать внимания на пьяные слезы.